Чин евангельской службы

Представляет собой сокращение текста Мартина Лютера «Чин мессы и причастия виттенбергской церкви» со вставками фрагметнов мессы. Содержит полный текст протестантского богослужения к игре, который приведен в рамочке и выделен жирным шрифтом. Весь остальной текст – необходимые богословские пояснения для протестанских пресвитеров. Посколько любого протестанта могут выбрать пресвитером – стоит прочитать всем.

Этот чин мессы мы считаем принятым во всех кальвинистских общинах. Англиканская церковь, в зависимости от развития ситуации на игре, может совершать богослужение более похожие либо на католический, либо на приведенный ниже обряд, но однозначно – на понятном народу (то есть русском) языке.

Далее приводим слова Мартина Лютера.

Введение

Мы открыто заявляем, что у нас в мыслях нет и никогда не было огульно упразднять всякую богослужебную обрядность, но, очистив ту, что практикуется ныне и испорчена прескверными добавлениями, мы намереваемся показать благочестивую практику. Ведь мы не можем отрицать, что мессы и причащение хлебом и вином — это богоустановленный обряд, учрежденный Христом. Однако до нашего века от мессы и причащения не дошло ничего, кроме названия.

Впрочем добавления ранних отцов, о которых мы читаем, что они молились одним или двумя псалмами перед благословением хлеба и вина, были похвальны. Полагают, что это были Афанасий и Киприан. Еще хорошо поступили те, кто добавил «Кирие элейсон». Как известно, при Василии Великом «Кирие элейсон» использовался всем народом. Также было и остается необходимым чтение Посланий и Евангелий; одно только заблуждение — что читаются они на непонятном простому народу языке. Позднее добавился ангельский гимн «Слава в вышних Богу», «Аллилуйя», Никейский символ, «Санктус», «Агнец Божий», Причастное песнопение. Все они таковы, что не могут быть порицаемы, особенно те, что поются de tempore или в дни Господни. Сами эти дни до сих пор свидетельствуют о древней чистоте, за исключением Канона.

Когда же началось своеволие и люди стали добавлять и менять, как кому захочется, ибо в то время началась тирания священнического стяжательства и тщеславия, тогда нечестивые цари наши, т. е. епископы и пастыри, стали поставлять в Храме жертвенники и знамения Ваала и всех богов. Тогда нечестивый Ахаз передвинул медный жертвенник и поставил другой, по образцу дамасского, — я имею в виду этот драный и мерзкий Канон, собранный со всяких ям, словно груда нечистот. Тогда месса стала священнической монополией, стяжающей богатства всего мира, проходящей по земному шару, словно жестокий опустошительный вихрь, насаждая повсюду богатых, праздных, могущественных, сластолюбивых и грязных холостяков. Отсюда — заупокойные мессы, мессы за путешествия, за богатства. И кто сочтет все те предлоги, под которыми месса была сделана жертвой?!

А внешние добавления облачений, сосудов, свечей, покровов, а также органов и всевозможной музыки, образов? Что тут сказать? Во всем мире едва ли был какой-нибудь промысел, который бы не извлекал доходы и не богател в значительной степени благодаря мессе.

Чин мессы

Месса — это не жертва и не «доброе дело». Воспримем же ее как таинство, или завет, или благословение — по-латыни, или евхаристию — по-гречески, или же как трапезу Господню, вечерю Господню, воспоминание Господа, причащение, или под каким угодно благочестивым названием, лишь бы не марать ее именованием «жертва» или «доброе дело», и покажем обряд, согласно которому, на наш взгляд, следует ее совершать.

Во-первых, мы в Виттенберге стремимся торжественно праздновать только воскресенья и праздники Господни. Мы считаем, что все праздники святых следует полностью отменить или, если есть в них что-то достойное, следует включать это в воскресные проповеди. Праздники Сретение и Благовещение мы считаем праздниками Христа, как и Богоявление с Обрезанием. Вместо праздника св. Стефана и евангелиста Иоанна нам довольно рождественской службы. Праздники Св. Креста да будут анафема.

Во-вторых, мы принимаем «Кирие элейсон» в том виде, в каком он воспевается до сих пор, с последующим ангельским гимном «Слава в вышних Богу», однако предстоятель имеет право пропускать последний, когда захочет.

После — чтение Послания. Здесь, однако, еще не время что-либо переделывать, потому что в данном случае не читается ничего неблагочестивого. Для службы предпочтительнее будет подобрать по большей части те отрывки, где преподается вера во Христа.

Далее следует чтение Евангелия, для которого мы не запрещаем, но и не требуем, свечей и каждения. Пусть это будет делом свободного усмотрения.

Обычное пение Никейского символа нас вполне устраивает, однако путь и это остается на усмотрение предстоятеля.

Относительно проповеди на народном языке, мы тоже считаем, что не имеет значения, когда она читается — после Символа или перед началом мессы. Впрочем есть иная причина, почему лучше делать это перед мессой: Евангелие — это глас, вопиющий в пустыне и призывающий неверных к вере, а месса — это употребление Евангелия и приобщение трапезы Господней, которое предназначено только для верных и совершать которое подобает отдельно. Всё, что делается на мессе до Символа, — всё это наше, всё это оставляется на наше свободное усмотрение, не является Божьим требованием, а потому не обязательно должно считаться относящимся к мессе.

Далее в папской церкви следует вся эта мерзость, на службу которой поставлены все предыдущие литургические действия, почему она и называется «приношение даров». Начиная отсюда, почти всё звучит и пахнет как жертва. И посреди нее слова жизни и спасения поставлены, словно ковчег Господень в храме идольском подле Дагона.

После Символа или после Проповеди хлеб и вино пусть будут приготовлены к благословению по обычному обряду, то есть принесены на алтарь. Правда я пока не решил, следует ли смешивать вино с водой или нет, но больше склоняюсь к тому, чтобы приготавливалось чистое вино без водной примеси, символизм которой меня смущает, ибо сказано у Исаии, глава первая [ст. 22]: «Вино твое испорчено водою». Чистое же вино прекрасно символизирует чистоту евангельского учения. К тому же, кровь Христа пролилась за нас в чистом виде, не смешанная с нашей, о чем мы здесь и вспоминаем, чтобы не получала подтверждения фантазия тех, кто говорит, будто здесь символизируется наше соединение со Христом.

После того как приготовлены хлеб и вино, далее пусть следует:

После этого да будет прочитана Молитва Господня следующим образом:

А следующая после этого молитва «Избавь нас» пусть будет пропущена вместе со всеми крестными знамениями, которые обычно делаются над гостией и с гостией над чашей, и гостия пусть не преломляется и не примешивается в чашу. Но сразу же после Молитвы Господней да будет сказано:

То есть своего рода публичное отпущение грехов причастникам, простое евангельское возглашение, объявляющее об оставлении грехов, единственное и достойнейшее приготовление к трапезе Господней, если человек принимает его с верой как исходящее из уст Самого Христа. Посему я хочу, чтобы оно было сказано лицом к народу, как обычно и делают пастыри. Это единственная черта нашего клира, унаследованная от древнего духовенства.

Затем пусть он причастит себя, потом народ. А если перед принятием причастия он пожелает помолиться вот этой молитвой:

Это неплохая молитва, если только он изменит единственное число на множественное, т. е. «наших» и «нам» вместо «моих» и «мне». Также и в этой молитве:

И в этой:

Если угодно, пусть будет прочитана следующая молитва в том же тоне:

Вместо: «Идите, месса совершилась» пусть будет сказан «Benedicamus Domino» («Благословим Господа») с добавлением, где и когда угодно, восклицания «аллилуйя», исполняемого на его собственные мелодии.

Пусть будет дано обычное благословение:

Или же пусть будет взято то, которое записано в Книге Чисел, глава шестая, установленное Самим Господом:

Или из 66-го псалма:

Я считаю, что и Христос сказал нечто подобное, когда, возносясь на небо, благословил Своих учеников.

Также оставляется на свободное усмотрение предстоятеля, в каком порядке причащать под обоими видами себя и других. Он может сразу благословить и хлеб, и вино, прежде чем примет хлеб, или же между благословением хлеба и вина может причастить хлебом себя и всех желающих, а затем уже благословить вино и дать всем пить. По-видимому, Христос сделал это именно в такой последовательности, как звучат слова Евангелия, поскольку Он велел им вкусить хлеб до того, как благословил чашу.

Заключение

Таковы наши соображения относительно мессы. Во всех этих вопросах нам следует остерегаться, дабы не превратить добровольное в закон и не заставить грешить людей, делающих что-то по-другому или не делающих какие-то вещи вовсе. Только бы они оставляли в неприкосновенности слова благословения и поступали по вере. Не должно быть, чтобы в этом вопросе кто-то искал и устанавливал, наподобие закона, некую обязательную форму, стесняя и терзая совесть людей. Внешние обряды, даже при том, что мы не можем обойтись без них, как без еды и питья, не приближают нас к Богу, как не приближает нас к Богу пища. Приближают же нас к Богу вера и любовь.

Мы ничего не сказали об облачениях. Но о них мы придерживаемся такого же мнения, как и об обрядах. Мы разрешаем пользоваться ими по собственному усмотрению, только бы не было помпезности и роскоши. Только не хочу я, чтобы их освящали или благословляли, словно они станут чем-то священным по сравнению с другой одеждой.

Сие сказали мы о мессе и об обязанностях служителя или предстоятеля церкви. Теперь же скажем о порядке причащения народа, ради которого прежде всего и была установлена эта трапеза Господня и названа таким именем. Совершенно абсурдно было бы со стороны служителя Слова, если бы он, неразумно исполняя свое публичное служение, возвещал Слово там, где нет слушающих, и восклицал самому себе посреди камней и деревьев или под открытым небом. А посему, если мы хотим поистине воспринять установление Христово, в церкви не должно оставаться никаких частных месс, разве только как временное явление ради духовно немощных и в силу необходимости.

Здесь же следует поступать по тому порядку, который соблюдается при крещении. Т. е. сначала предстоятель должен быть уведомлен о том, кто именно собирается причаститься, причем они должны сами попросить причастить их, чтобы он мог знать их имена и образ жизни. Далее, желающие пусть допускаются до причащения только в том случае, если дадут отчет в своей вере и, будучи опрошены, продемонстрируют понимание того, что такое причастие, что оно дает, какую пользу они желают от него получить. То есть, допускать до причащения их можно если они смогут сказать по памяти слова благословения и объяснить о себе, что хотят причаститься, потому что их терзает сознание грехов или страх смерти или прочее зло — плотское искушение, мир, дьявол, — и оттого жаждут и алчут они получить от Самого Господа через служение пастыря Слово и знамение милости и спасения, которым бы они утешились и укрепились. Того ради даровал и установил Христос сию трапезу по безграничной любви Своей, когда сказал: «Примите, ядите и т. д.»

Я считаю достаточным, если такой опрос или испытание будет устраиваться для причастника один раз в год. Возможно, он окажется столь понятлив, что опросить его нужно будет один раз за всю жизнь или вообще никогда не нужно будет опрашивать. С помощью этой процедуры мы хотим обеспечить, чтобы к причастию вместе с достойными не прибегали и недостойные, как до сих пор происходит в римской церкви, где люди желают только, чтобы их причастили, а о вере, утешении, пользе и плоде Господней вечери даже не вспоминают и не помышляют. Причем немалые старания были приложены к тому, чтобы скрыть самые слова благословения, т. е. сам хлеб жизни. Мало того, там неистово стремятся представить все так, будто причащающиеся совершают некое «дело», доброе по своей собственной достойности, а не питают и укрепляют веру благостью Христа. Мы же хотим, чтобы те, кто не может ответить согласно вышесказанному, были отлучаемы и отчуждаемы от приобщения этой трапезы.

Далее, если предстоятель увидит, что они понимают все это, пусть обратит внимание, подтверждается ли их вера и понимание их жизнью и нравами. Ведь и сатана понимает все это и может сказать это на словах. То есть, если пастырь увидит какого-нибудь блудника, прелюбодея, пьяницу, азартного игрока, ростовщика, клеветника или кого-то еще, пользующегося дурной славой из-за какого-либо явного порока, пусть он отлучит его совершенно от причастия, если только не представится явное доказательство, что его образ жизни изменился. Тем же, кто иногда бывает нравственно неустойчив, но потом встает, оплакивая свое падение, не следует отказывать в причащении.

Далее, когда совершается месса, причастникам подобает встать отдельно в одном месте и одной группой. Богу не важно, где человек встанет, тут или там, и к вере это ничего не прибавляет, однако нужно, чтобы и причащающиеся, и не причащающиеся участники службы хорошо видели и знали причастников. Так они будут на виду у людей, а люди будут обращать больше внимания на их образ жизни и смогут засвидетельствовать о нем.

Относительно частной исповеди перед причащением я думаю так, как учил и до сих пор, а именно, что не должна она быть принудительной и обязательной, однако она полезна и не подлежит презрению. О приготовлении к трапезе мы думаем, что готовить себя с помощью поста и молитв — дело добровольное. Конечно же, нужно присутствовать трезвым, собранным и настроившимся на серьезный лад, пусть ты и не постишься вовсе или мало молишься. Я говорю не о суеверной трезвости папистов, а том чтобы не было у человека отрыжки после обильного возлияния и чтобы не был он вялым из-за переполненного желудка. Наилучшее же приготовление (как я уже сказал) — это душа, встревоженная грехами, смертью, искушениями, жаждущая и алчущая лекарства и подкрепления сил. Дело же предстоятеля — объяснить народу все эти вещи.

Теперь последний вопрос — следует ли причащать народ под обоими видами (как это называют).

В простом согласии с установлением Христовым, пусть испрашиваются и подаются оба вида. Те, кто не пожелает этого, пусть остаются сами по себе и да не будет им дано ничего.

Я также хочу, чтобы у нас было как можно больше песнопений на народном языке, которые бы народ пел на мессе.

Итак, на данное время довольно сказано о мессе и причащении.

В дни, которые мы называем буднями, я не вижу ничего недопустимого, только бы были отменены ежедневные мессы. Ибо три чтения утрени и литургические часы, вечерня и повечерие de tempore (за исключением праздников святых) — это не что иное, как слова Божественного Писания. Было бы прекрасно и даже необходимо приучить мальчиков читать и слушать псалмы и чтения Священных Писаний. Однако вся Псалтырь с ее разбивкой на части пусть останется в употреблении, и пусть продолжает читаться во всеуслышанье церкви всё Писание согласно разбивке на чтения.

Правда в этом вопросе, как я уже говорил в других местах, следует добиваться, чтобы это пение не было только лишь говорением на языке или звуком свирели и гуслей без понимания. Посему следует определить ежедневные чтения: одно — утром из одного Завета, либо Нового, либо Ветхого, одно — вечером из другого Завета, с объяснением на народном языке. Древность этого обряда подтверждается как самой практикой, так и словом «homilia» на утрене и словом «capitulum» на вечерне и в другие литургические часы. Иными словами, христиане, когда собирались, всегда что-то читали и истолковывали это на народном языке по обычаю, описанному Павлом в 1 Кор. 14. Потом, по наступлении худших времен, когда не стало пророков и толкователей, осталось только вот это возглашение после чтений и capitula: «Благодарение Богу».

Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу во веки.

Аминь.